Внимание: человек в седле!

10. О смертных

Ах, если бы в пыльной Москве я когда-нибудь могла бы подумать, что жаркий асфальт шоссейной дороги может принести мне такую радость! Да, это свершилось. Мы выехали на шоссе, которое вело прямо на Великие Луки.

Чем ближе мы подъезжали к городку, тем больше машин проявляло заинтересованность в нашем маршруте. Я могу поклясться, что они сбавляли скорость до 15 км/ч и ехали с нами вровень, чтобы подробно выяснить, откуда мы такие взялись и куда путь держим. Потом, в Великих Луках, весть о нашем прибытии облетела город со скоростью слухов. Первый вопрос, который нам задали, когда мы вошли на базар купить овощей, был: «А, так это вы на велосипедах ездите?» Видимо, встречающей делегации не было всего лишь по какому-то странному недоразумению.

Но это будет потом. А сейчас нам предстояла последняя ночевка похода. Это было на берегу озера, название которого никто не посмотрел на карте. Усталые, потные, пыльные путники... О чем еще они могут мечтать, как не броситься пусть и в леденящее озеро?

Я с радостью ринулась к живительной прохладе. Мне трудно сказать, почему у меня перед глазами возникла картина из дневников П.И. Чайковского. Может быть, черная и какая-то зловещая гладь озера, может, суровая раскидистость или постепенно уходящее вглубь дно напоминали о том эпизоде из жизни композитора, когда он хотел зайти в озеро, чтобы никогда из него не выйти. Сделав пару кружков по воде, я повернула к берегу, не рискнув плыть дальше – уж слишком неуютно было на его середине.

-Ну как, ты жива? – спросили меня оставшиеся на берегу и с радостью показали мне карту. Озеро Смертное, - прочитала я и про себя удивилась стойкости своих ассоциаций.

Да, так уж получилось, что последнюю ночевку мы отмечали на берегу озера Смертного. После хороших слов и кружки вина на наш костер спустилось сладкое ощущение всех походников – песня у догорающего костра. И тут как в кафкианском сне я с ужасом поняла, что я не хочу петь. Я не могу петь. Я видела, как я отделяюсь от всех остальных и остаюсь на той стороне необъятной реки, которую перепрыгнули все, даже те, кого ты считаешь невероятно близким. И, может быть, я была бы рада перепрыгнуть эту реку, но что-то внутри не пускало. Меня охватило знакомое чувство тоски и одиночества, того душевного одиночества, которое не может заглушить ни алкоголь, ни наркотик, ни даже одиноко стоящий у дерева велосипед. Вихрь мыслей, крутящийся у меня в мозгу вместо мелодий попсовых песен, был чертовски знаком. Я могла предсказать с точностью до фразы, что сейчас произойдет. Я не могла уйти, потому что мы были одна группа, которая ела и пила из одной миски, которая вместе прошла 500 км. Я не могла оставаться, потому что мое молчание оскорбляло других. Все, что я могла, - отбиваться от по своей сути здоровых наездов на собственное выпендривание и упиваться, до тошноты упиваться своей тоской и проклинать клеймо «не как все», поставленное непонятно кем, когда и за что.

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора,

И только сыну человеческому негде приклонить голову.